Мой прапрадед Марьян Владиславович Сташкевич родился в 1876 году в Волынской губернии: в селе Сташки, что рядом со старинным городом Овручем. Он был представителем шляхетского рода, который, как и многие другие в этом регионе, утвердился во дворянстве после раздела Речи Посполитой и присоединения к Российской Империи.
Из-за дробления наследственных владений, к 1917 году имущественное положение рода, в среднем, приравнялось к крестьянскому. Семьи Марьяна и его брата Викентия были последними, кто чтил католическую веру и продолжал утверждаться во дворянстве (в то время, как другие Сташкевичи давно перешли в православное мещанство).
Вероятно, именно принципиальность определила судьбу прапрадеда после революции. В результате очередной попытки переправить сыновей в Польшу, сдобренной публичными высказывании о нежизнеспособности политики коллективизации, вся семья в 1930 году оказалась в Архангельске – Марьян, сыновья Болеслав, Станислав и Вацлав, и жена – Фекла Станиславовна (дев. Дворжецкая).
Болеслав отбыл ссылку и уехал в 1933 году, а судьба остальных мужчин оказалась трагичной: Станислав повесился в 1932 году, Марьян умер от истощения в 1942, Вацлав погиб в Ягринлаге в 1943.
Первые запросы о Марьяне я писал еще в конце 2014 года, в 2017 побывал на его родине – в Овруче, а в начале 2019 стал прорабатывать поездку в Архангельск. Я хотел найти могилы всех троих родственников, привести в порядок и почтить их память.
Но все складывалось бесперспективно – оба дома, где они жили (Петроградский пр., д. 219, кв. 8 и П. Виноградова, д. 107, ф. 1), давно снесены, а на их месте – новая каменная застройка; кладбищенские книги сохранились только с 1943 года; актовых записей о смерти Станислава и Вацлава вообще не было, хотя и были точные даты смерти из документов ФСБ и МВД.
В Архангельске было, как минимум, 3 кладбища, где могли похоронить Марьяна и Станислава: Вологодское, Ильинское и Соломбальское. Размеры кладбищ внушительные (только по периметру порядка полутора километров каждое), шансы что-то найти малы. А захоронения Ягринлага вообще не сохранились, только мемориал, созданный после перестройки.
Я все равно решил ехать, и, как оказалось, не зря. Обычно, в генеалогических поездках я передвигаюсь на автомобиле, но составив смету и календарный план, я понял, что тут выгоднее будет воспользоваться самолетом. Билеты взял на 12-13 августа. Накануне собрал сумку, лег в кровать. Решил посмотреть еще раз прогноз погоды на поездку, и наткнулся на новость о взрыве во время испытания ядерного двигателя под Северодвинском, который произошел 4 днями ранее.
Я достаточно прагматичен, рационален, но тут мнительность взяла верх и заснуть я не мог долго – ведь мне нужно было, в том числе, как раз в Северодвинск:))) Правда, когда я проходил регистрацию и увидел расслабленные семьи с детьми, летевшие, видимо, с отдыха домой, я тоже расслабился и перестал придумывать проблемы.
На первый день у меня были запланированы посещения двух архивов – администрации города и ФСБ, а также обход Вологодского кладбища. И между архивами у меня случайно образовался час свободного времени, который предопределил исход поездки.
Вместо того, чтобы пойти пообедать, мне не терпелось скорее попасть на кладбище. Я тешил себя надеждой, что только я туда ступлю, зайду в какие-нибудь случайные кусты и сразу найду искомое… Ну, или хотя бы осмотрюсь и продумаю, как лучше исследовать это кладбище вечером.
Я был готов к тому, что кладбище в не очень хорошем состоянии и заболочено – так говорили местные, с которыми я заранее пообщался. Но то, что я увидел, меня действительно расстроило. Часть могил – в настоящем болоте. В небольших резиновых сапогах есть риск зачерпнуть воды, либо увязнуть. И все бы ничего, да только везде навалено досок, поваленных деревьев, оград, мусора. В некоторые моменты у меня было опасение, что сейчас эти ветки, по которым я пытаюсь пролезть, сломаются вместе с моими ногами. Но, к счастью, ноги я не повредил. А вот сапоги продырявил.
Большинство могил на Вологодском (как и на Ильинском, где я побывал на следующий день) датированы 1955-1975 годами. Явно, что эти захоронения сделаны поверх старых. Могил 1930х и 1940х нашел все пару штук (хотя обошел не все кладбище).
Часы показывали 13:30, день был солнечным, правда высокие деревья на кладбище его почти не пропускали. Случайным образом выбирая маршрут, лишь бы подальше от новых могил, в тенистой чаще я вдруг увидел единственное ярко освещенное солнцем надгробие. Находка меня ошарашила: «Дворжецкая Евгения Станиславовна, 1900-1968гг». Прапрабабушку звали Дворжецкой Феклой Станиславовной, а родилась она в 1880х. То есть, Евгения могла быть ее родной сестрой!
Пробравшись поближе я увидел, что могила ухожена, единственная из окружающих. Сделав пару фотографий, окрыленный находкой пошел дальше, обдумывая, как мне найти родственников Евгении…
После архива ФСБ и, наконец, обедо-ужина, примерно к 19 часам я вернулся на кладбище. Солнце ушло и уже темнело. Поблуждав по кладбищу с разных сторон, я решил вернуться к могиле Дворжецкой, еще раз обыскать все вокруг – может быть, и Марьян со Станиславом где-то рядом?
Повторно нашел могилу с трудом – без ярких лучей, которые чудом освещали могилу днем, текст был почти нечитаем, а надгробие – незаметно. Уверен, что не пойди я днем на разведку, эту могилу я бы точно не увидел! А значит, не произошло бы и последующего чуда.
Думаю, никому не интересно читать о рутине поисков, о том, как я подробно опрашивал всех местных – чиновников, священников, историков, случайных прохожих, людей в соц. сетях; о том, как добрые люди выискивали для меня контакты разных специалистов, которые могут что-то знать, как я с ними обсуждал свою историю, как мы строили гипотезы… Ровно, как и нет ничего увлекательного в рассказах о том, как я листал сотни страниц документов, не находя в них ничего неожиданного, кроме каких-то мелких биографических уточнений. Потому, в моем рассказе я все это опускаю, хотя это и занимало большую часть поездки.
Итак, я продолжал бродить по кладбищу до 22 часов, пока не стемнело настолько, что уже было нельзя разглядеть надписи на расстоянии дальше, чем в паре метров от себя. Никогда раньше не бывал на кладбищах в сумерках, а тут еще и дорога через кладбище проходит, через которую местные срезают свои маршруты. Несколько раз ловил на себе недобрые взгляды каких-то людей, которые останавливались и разглядывали меня издали. Не очень такие себе ощущения… Что им нужно на кладбище в темноте, зачем они остановились? Картина типа тех, что изображают в криминалистических сводках.
Но вскоре я понял, что самый страшный на кладбище – это я: бродит в темноте среди могил небритый парень в капюшоне, в руках – большая палка, что-то ищет. Периодически, поворачивается на прохожих и настороженно всматривается в них:)) Эта мысль меня развеселила, и я перестал смущать людей своим разглядыванием. А мрачность обстановки смягчил какой-то черный котик, который встретился мне в чаще, и хоть и был диким и не подходил ко мне, но явно ходил вокруг меня, и несколько раз появлялся на виду в разных частях кладбища.
Чего-то я увяз в кладбищенской романтике! Ну так вот, о Дворжецкой. Вернувшись в Питер, проверив все доступные базы и поисковые системы, я решил вновь использовать прием объявлений в соц. сетях. Раз с Бергом сработало, может, и тут выйдет?
Было отправлено больше полусотни объявлений. На всякий случай, упомянул в них и Сташкевичей, хотя искал именно потомков Дворжецкой. Скрестив пальцы, стал ждать. И тут происходит то, чего я не ожидал и никак не мог предположить даже возможность подобного. Мне приходит сообщение от Татьяны, мама которой была замужем за Станиславом Сташкевичем! В процессе разговора оказывается, что это тот самый Станислав, мой двоюродный прадед, который повесился в 1932 году!!!
Судя по разным фактам, Станислав был ранимым человеком, тонкой душевной организации. Он был не готов к той бесчеловечности и жестокости, которой были пропитаны 1920-30ые годы в России.
Я не упомянул, что именно Станислав сломался на допросах в НКВД, когда их с отцом и братом арестовали в 1930 году за попытку нелегального перехода детей в Польшу. Марьян и Болеслав показывали, что оба брата по юношеской глупости пытались уйти в Польшу в тайне от родителей, чтобы учиться на ксендзов, но Станислав раскололся и сознался, что именно отец научил их этому. Вероятно, это давило на Станислава и стало одной из причин самоубийства.
Мама Татьяны, Агапия Никитична Набатова, была замужем трижды, Станислав – второй муж. Прожили в браке около полугода (как выяснилось из справки о браке, всего два месяца). Но любовь была настолько сильна, что Агапия пронесла ее через всю жизнь и передала детям от третьего брака. Она ласково называла второго мужа «Станиславушка».
Все могло закончиться хорошо, но Марьян и Фекла категорически не приняли выбор сына. Одной из причин было то, что избранница была православной (еще одна сноска – Марьян до ссылки был председателем религиозной общины в Овручском костеле; по законам Российской Империи, которые тогда еще не могли быть забыты, хоть уже и не имели значения, вступающий в брак с православным иноверец обязан был крестить своих детей в православии; то есть, для католической и принципиальной семьи Сташкевичей выбор Станислава мог быть чем-то типа перехода на сторону «врага»).
Добавим сюда тяжелое социальное и материальное положение ссыльных… Видимо, Станислав не выдержал психологического давления и покончил с собой. А Агапии пришлось сделать аборт, несмотря на 3 месяц беременности, потому что шансов выжить у вдовы репрессированного с маленьким ребенком и без чьей-либо поддержки не было (семья Сташкевичей ее не приняла, а родители уже умерли).
Вместе с памятью о Станиславушке, сохранилась и его маленькая фотография, вырезанная когда-то из групповой. Мама Татьяны до самой смерти хранила это фото при себе и очень часто смотрела на него, разговаривала с ним.
Вот такая трагическая история…
Из-за многочисленных репрессий и переездов, у нас в семье нет ни одной фотографии Сташкевичей. Значительная часть мотивации моих поисков в том, чтобы у дальних родственников найти хоть какие-нибудь фотографии. И хотя уже со многими я уже связался, фотографии у них не сохранились, но я верю, что еще не все возможные варианты проработаны, и что я смогу увидеть своего прапрадеда.
Знаю, что меня читают многие родственники по линии Сташкевичей. В частности, потомки старшей дочери Марьяна – Юзефы. Очень надеюсь, что вы все-таки сможете найти возможность пообщаться со мной, и мы сможем вместе почтить память нашего общего предка Марьяна… И, вполне возможно, что я смогу увидеть Марьяна благодаря именно вашим фотографиям.
Огромное спасибо детям Агапии Никитичны, Татьяне и ее брату Анатолию, которые потратили много часов времени, чтобы рассказать мне о Станиславе и своей маме, а также передали мне на хранение то самое фото Станислава. Благодарю племянницу Татьяны, которая первой увидела мое объявление. Благодаря вам история семьи моего прапрадеда стала намного полнее! Спасибо!!!
P.S. Да, потомки Евгении Дворжецкой тоже откликнулись. К сожалению, это другая семья, не имеющая к моим прямого отношения.
P.P.S. Никаких могил я так и не нашел. Теперь жалею, что проигнорировал возможность похода в ГААО и просмотр описей по фондам «Севлеса» и «Ремонтно-механических мастерских», где работали мои родственники. Поеду еще раз: теперь у меня чуть больше информации, есть новые предполагаемые зоны для поиска захоронений на кладбищах.
P.P.P.S. Насколько важна случайность? Если бы я пошел обедать 12 августа в имевшийся час времени между двумя архивами… Или если бы небо не было безоблачным в этот день и солнце не осветило могилу Дворжецкой… Я бы никогда в жизни не догадался искать информацию о браке Станислава, размещать какие-то объявления о Сташкевичах в архангельских пабликах и т.п. И никогда история и фотография Станислава не соприкоснулась бы с моей семьей… Или это не случайность вовсе?
